31 мая родился Георгий Бурков

В копилке актёра — более 60 фильмов

Одна из звёзд советского кинематографа могла бы не взойти на небосклон, если бы не материнская любовь. Речь — о любимце публики Георгии Буркове, которому сегодня исполнилось бы 80 лет. В возрасте шести лет Георгий Бурков чуть не умер. Он заболел брюшным тифом, началось заражение крови. Ему сделали несколько операций без наркоза — боялись за сердце. Перед седьмой операцией он уже лежал в палате смертников. И тогда мать забрала его и выходила дома травами и любовью.

В 1952 году Георгий Бурков поступил на юридический факультет Пермского университета, где проучился два года. Одновременно с учёбой он занимался в вечерней студии при Пермском драматическом театре. С 1954 года Бурков стал профессиональным актёром, работал в театре в Березняках, потом — в Пермском областном театре, в Кемеровском театре.

Когда Московский драматический театр имени К. С. Станиславского в 1964 году находился на гастролях где-то в провинции, к главному режиссёру Львову-Анохину приехал показаться молодой неизвестный актёр. Даже не такой уж молодой — ему как раз исполнилось тридцать два года. Это был Георгий Бурков. Приехал он из Кемерова, где служил на сцене городского театра. Там его заметил кто-то из столичных критиков, поведал о нём Львову-Анохину, а тот в свою очередь телеграммой пригласил молодое дарование для знакомства.

Показывался Бурков художественному совету театра в роли Поприщина из гоголевских “Записок сумасшедшего”. Провинциальный артист произвёл хорошее впечатление.

— Какое у вас театральное образование? — спросил Львов-Анохин.

— Никакого, — ответил Бурков. — А разве по игре этого не видно?

Члены художественного совета рассмеялись. Бурков был принят в труппу театра. Так недоучившийся юрист и артист-самоучка объявился в столице. Его поселили в общежитии, дали роль в новой постановке. А через несколько месяцев наступил день премьеры Буркова на столичных подмостках.

Утром этого дня неожиданно в общежитии объявился дружок, прибывший из Кемерова. Встреча была такой радостной, что премьеру пришлось отменить. Директор театра метал громы и молнии. Наутро за кулисами вывесили приказ, где сообщалось, что за срыв премьеры артист Г. Бурков уволен из театра. Его артистическая карьера в Москве кончилась, не успев начаться.

Что произошло бы с Бурковым и как сложилась бы его дальнейшая жизнь, если б его не пригласил к себе в кабинет, прежде чем расстаться, Б. Львов-Анохин, неизвестно. Главному режиссёру театра было жаль терять талантливого артиста, и он предложил Буркову поработать несколько месяцев в труппе, не будучи зачисленным в штат. Как бы пройти испытательный срок по линии поведения, доказать, что срыв премьеры был случайностью. А он, Львов-Анохин, договорится с директором театра, что, если Жора выдержит испытание, его снова вернут в труппу.

— Спасибо большое, — сказал Бурков, поняв, что главным режиссёром руководят добрые намерения. И вдруг спохватился. — А на что я буду жить? Мне же есть надо...

Наступила пауза. Как решить эту проблему, было не ясно. И тут Львов-Анохин принял решение, делающее ему честь.

— Какая у тебя зарплата? — спросил он у артиста.

— Сто рублей! — ответил артист святую правду.

— Ладно, — вздохнул Борис Александрович. — В день зарплаты приходи ко мне, я тебе буду сам платить.

И Львов-Анохин действительно платил актёру из своего кармана. А затем Бурков был зачислен в штат театра.

После роли Рябого в спектакле “Анна” в 1966 году заговорили об открытии актёра. В то же время Бурков начал сниматься в кино. А потом наступил самый страшный период в его жизни: актёр не выдержал обрушившихся на него признания и популярности и стал много пить. О том времени Гергий Бурков упомянул в своих дневниках: “Вот уже скоро месяц, как меня лечат от хронического алкоголизма. Лечат все. Начиная от жены и кончая доктором К., общепризнанным авторитетом на алкогольном фронте”.

В 1970—1971 годы Бурков уходил работать в театр “Современник”. А встреча с Шукшиным перевернула всю его жизнь. Они сразу заговорили на понятном им одним наречии: Бурков преобразился, стал много писать.

В 1980 году Георгий Иванович перешёл в Московский художественный академический театр, где проработал до 1983 года. В 1984—1987 годы актёр выступал на сцене театра имени А. С. Пушкина.

С 1988 года он стал художественным руководителем Центра культуры им. В. М. Шукшина. Последние годы актёр целиком посвятил центру: хотел создать там свой театр и свою театральную школу.

В кино Георгий Бурков впервые снялся в 1966 году, сыграв эпизодическую роль в советско-польской картине “Зося”. Через год состоялась встреча актёра с режиссёром, который во многом определил его творческий путь в кино. Эльдар Рязанов пригласил Буркова на небольшую роль в комедии “Зигзаг удачи”. Этой работой было положено начало союзу Рязанова и Буркова. Актёр играл доброго, компанейского парня Мишу в “Иронии судьбы, или С лёгким паром”. Был позёром и нелепым лгуном Федяевым в “Стариках-разбойниках”. Трагикомическим “предателем Родины” Фетисовым в “Гараже”. Холуйствующим, опасным плебеем Артюховым в телефильме “О бедном гусаре замолвите слово”. Играл небольшую роль в фильме Рязанова “Забытая мелодия для флейты”.

Актёрский диапазон Буркова был достаточно широк. Одними из лучших стали его работы в картинах, поставленных его другом Василием Шукшиным: окрашенная комическими красками роль “конструктора” Виктора в “Печках-лавочках” и безжалостный убийца Губошлёп в “Калине красной”.

С комедийной лёгкостью он изображал мнимого дипломата Аркадия Павловича в фильме Губенко “Из жизни отдыхающих”. Интересны и драматические роли Георгия Буркова в фильмах “Они сражались за Родину” Сергея Бондарчука и “Подранки” Николая Губенко. Всего же за свою творческую жизнь артист снялся более чем в 60 фильмах различных жанров — в психологических драмах, в комедиях, в детективах.

Георгий Бурков выступил и в качестве театрального режиссёра, поставив в Московском областном театре спектакль “В стране лилипутов” по Джонатану Свифту. В последние годы жизни он занялся и кинорежиссурой, сняв в 1987 году комедию “Байка” по сценарию Нины Семёновой, и сам сыграл главную роль.

Летом 1990 года Эльдар Рязанов приступил к съёмкам своего нового фильма “Небеса обетованные” и предложил Буркову сыграть в нём одну из главных ролей. Актёр очень обрадовался этому событию и стал тщательно готовиться к новой роли. В один из июльских дней Бурков изучал материал своего будущего героя. Он потянулся за книжкой на верхней полке в библиотеке, но облокотившись на журнальный столик на колёсах, не удержался, упал на подлокотник дивана и сломал бедро. Перелом спровоцировал отрыв тромба. Ему сделали в больнице операцию, но на третьи сутки злосчастный тромб попал в лёгочную артерию. Умер Бурков 19 июля.

Похоронен артист на Ваганьковском кладбище. Гранитный крест на могиле Буркова сделан из того же куска гранита, что и памятник его близкому другу Василию Шукшину.

Георгий Иванович Бурков не писал мемуаров, но он оставил большое литературное наследие, в том числе массу записных книжек и тетрадок, исписанных быстрым неразборчивым почерком, в которых сокровенные мысли и потаённые желания перемежались с размышлениями об искусстве. Писал он их для себя с 1953-го по 1990 год. Вдова актёра Татьяна Ухарова не только дала разрешение на публикацию записей её мужа, но и подготовила их к печати. Книга под названием “Хроника сердца” вышла в издательстве “Вагриус”.

Выдержки из книги “Хроника сердца”:

“У меня другой счёт, я живу в другом обществе: Христос, Платон, Сократ, Шиллер, Вийон, Разин, Пушкин, Гоголь, Достоевский, Булгаков, Станиславский, Есенин, Шукшин. Единственное требование общества людей: не будь рабом, будь тем, кем ты призван быть на земле, будь человеком. Мы редко встречаемся, например я с Ш (Шукшиным). Но это общество освобождает меня от жизни в другом обществе — в государственном.

Мы перестали быть патриотами своей Родины. Мы свернули шею себе, заглядываясь на Запад, окосели от ложной зависти на чужие деньги и на блеск чужой славы, лихорадочно листаем Библию, чтобы как-то соответствовать терминологии модного мифотворчества. Псевдореволюционеры счастливы, что пристроились в хвост западным мэтрам, обивают пороги Голливуда и Бродвея, выпрашивая постановки.

Добрый ли я? Многие скажут, что да, добрый. Тем более что мнение это авторитетно закреплено за мной самим Шукшиным. Всё равно что звание получил, всё равно что это возведено в степень закона. А всё же это не так. Или не совсем так. Не знаю ещё. Просто мне стыдно. За что? За кого? А ни за что, ни за кого. Или за всё, за всех. Вот что роднит меня с большинством, делает меня народным — беспричинный и беспредметный стыд. Именно он заставляет меня быть постоянно весёлым, заставляет развлекать всех. Стыд заставил меня и на сцену пойти. И талантлив я от стыда, а не от ума. Вот меня и любят за то, что мне, как и большинству, стыдно жить.

Будь моя воля, закрыл бы все театральные училища. Они, кроме вреда, ничего не приносят искусству. Если и появляются интересные актёры среди выпускников, то благодаря тому, что они сами в училище оберегали свой талант от педагогов.

Я артист. Я сжёг себя. Почему об этом никто не должен знать? Я сжёг себя — по призванию — ради людей…”