“Привет участникам броуновского движения”

Одинокие люди сбиваются в стаи, чтобы идти

Отпечатки пальцев у всех разные. И люди вроде бы не похожи друг на друга. Но почему тогда они ведут себя так одинаково, почему им тесно на Земле и они лезут в космос, а при том же упорно стремятся из деревни в город, из города – в большой город, а из большого – в гигантский? Почему нам одиноко в толпе?

Наш гость – Владимир Черников. Подполковник КГБ, президент велосипедного байк-клуба “Грязные носороги”

Три жизни

– Сколько у человека жизней?

– Одна жизнь – она дается для того, чтобы кормить семью, давать зарабатывать еще сотне человек около меня. Она полезна, она востребована, она оплачивается.

Вторая жизнь, связанная с внутренним состоянием, с изучением самого себя, с исследованием человека, с поиском смысла жизни. Там, где боишься смерти и держишь отчет о прожитом.

Есть третья жизнь – жизнь семьи. Жена, дети - их четверо и всех нужно поставить на ноги. Интересно за ними наблюдать, помогать освоиться в жизни. За это несешь ответственность, не можешь взять и умереть, когда захотелось, а надо продолжать жить дальше, из-за этой ответственности. Ну вот, у меня в эти жизни еще вплетается общественная деятельность, связанная с федерацией велоспорта, с поддержанием велосипедной тусовки, велоклуба. Хотя организуемые мной велопоходы по большому счету относятся ко второй жизни – там, где здоровье и познание смысла жизни.

Раньше мы катались без всякого смысла, разве что для здоровья. Но, поскольку человек существо мыслящее, ему постоянно нужны какие-то цели, достижимые и не очень. Цели такие стали появляться. Вначале просто общались с разными людьми, потом стало интересно – что тут было до нас, и как. Потом пришло бдение в музеях, серьезная подготовка велосипедных маршрутов. Последние три года мы изучаем историю колонизации Сибири русскими. И еще очень интересно, кто жил здесь до русских. А еще раньше? Откуда появилась тагарская культура, или карасукская? Куда ушли скифы, и похожи ли мы на них?

– Скифы знали о смерти больше других, если судить по серьезности захоронений?

– В отличие от других цивилизаций, они оставили нам не только предметы прагматичные – упряжь, оружие, утварь, но и предметы искусства, выполненные в “зверином стиле”. В таком виде древнее искусство больше нигде не возникало. Что обычно изображали в наскальных рисунках? Видели мамонта и рисовали. Или лошадь какую. Плоских и неживых. А эти люди из животных сделали нечто, что животным не присуще. То есть животные представлены в позах совершенно неестественных, невозможных для жизни, но при этом кажутся абсолютно гармоничными. Хотя когда смотришь – ну как эта антилопа могла так вывернуться? Эти позы выражают движение, экспрессию, или, как нам в последнем походе археолог сказал – идеологию племени. Для меня это очень важно – что скифы хотели выразить. Звериный стиль—это тема, которая мне наиболее интересна. Что у них было за отношение к жизни, как они понимали жизнь? В этом искусстве заложено все – рождение, и существование, и гибель живого. Ну и судя по тому, как скифы хоронили мертвых – явно же они верили в загробную жизнь.

Учитель

– Вы пытаетесь создать новую философию – познание посредством велосипеда?

– Не знаю, к счастью или к сожалению, государственный экзамен по философии я в институте завалил. С тех пор философию люто ненавидел. И только лет через двадцать смог вернуться к ней. Когда уже начали издавать Владимира Соловьева. Читал много. Увлекался разными нетрадиционными течениями и был знаком с экстрасенсами, контактерами с внеземными цивилизациями, изучал полтергейст и искал снежного человека. В разных обществах бывал. Их же много было в начале девяностых. Приезжали какие-то необычные люди, выступали в КИЦе, или просто на квартире. Однажды как-то с товарищем ездил в Питер - мы там искали себе учителя, и нашли какого-то мужика. Он вышел в трусах, и плевать ему было на нас. Говорили, что это человек продвинутый. Но с нами он разговаривал через губу, как с пигмеями.

Сейчас вспоминаю – глупость какая-то. Зачем учителей искать? Их кругом полно. Китайцы говорят – когда ученик готов, учитель найдется. Хоть кто может быть для ищущего учителем. Любой, с кем общаешься, и не обязательно, чтобы это были люди – могут быть и животные, насекомые, через них познаешь мир. Интересно собак наблюдать, как они в стае себя ведут. Точно как люди.

– Эти сочетания всегда возникают – учитель и ученик?

– Вовсе нет. “Учитель” – понятие внешнее и внутренне. Внешнее – когда ты от кого-то, или от чего-то получаешь знание. Внутреннее – когда получаешь знание изнутри. Наблюдаешь собственный организм, понимаешь, как он устроен, какой он сложный, как все в нем связано. Настолько сложная организация, что даже и сравнить не с чем. Какой там компьютер, или машина – даже тысячной доли приближения нет. И еще есть один учитель – не знаю, как его определить, он вроде и внутренний и в то же время внешний: некий внутренний голос. Скорее всего, он находится в другой мерности пространства. И отвечает, подсказывает на своеобразном уровне мудрости, истинности.

Голос

– Но ведь ответы на эти вопросы не относятся к обыденной жизни…

– Да запросто. Стоит мне пойти в магазин? Всплывает ответ “нет”. Мы же сидим, разговариваем, с чего это я в магазин побегу. Однако ты можешь услышать тот голос, который видит все твое будущее, а можешь услышать голос своего разума, который работает как компьютер и вообще ничего не видит. Да еще и подхалимничает – выдает тот ответ, который от него ждут. Эту разницу нужно чувствовать. Я всегда знаю, когда получаю информацию “оттуда”, и когда мой разум пытается мне что-то навязать. Разные голоса, разные ощущения.

Это как с болью. Вот я занимаюсь массажом и знаю, что есть боль мышц, есть – связок. И есть боль, когда зацепил нерв. Каждый раз боль по характеру очень разная. В общем, тот, кто знает “голос”, он его не перепутает с голосом разума.

– Какое у Вас отношение к пути, личному?

– Такая странная штука… У каждого человека в этой жизни путь свой, зачастую совершенно определенный. Он задается генотипом, прошлыми жизнями, еще, наверное, чем-то. Но выбора, или возможности свернуть с него почти ни у кого нет. Мне очень редко встречаются люди, которым предоставляется возможность сделать выбор. Обычно он уже сделан, определен, и даже когда людям кажется, что они принимают решения, на самом деле, все решения давно приняты за них.

Если ты на правильном пути – с точки зрения эволюции, акта творения, тебе и выбирать ничего не надо. Идешь правильным путем: вперед, или вверх – куда все человечество. Если ты на неправильном пути, деградируешь, например, делаешь не то, что нужно для развития человечества (по большому счету) - причем смысл этот зачастую неизвестен, вот тогда у тебя все время появляются возможности выбора. Хотя лучше это называть предупреждениями. В принципе выбор существует только в двух случаях: либо идти, куда нужно, либо не идти (остановиться). Но мы не знаем, куда именно идти. Интуитивно можем чувствовать, или другие подскажут.

– Как это они подскажут, если у них свой путь, и им нужно под ноги смотреть, а не по сторонам пялиться…

– Путь-то определен, и он изначально лежит туда, куда надо. Но ты можешь только методом проб и ошибок, каких-то внутренних ощущений определить: да, я на правильном пути. Те, кто живут неправильно, тоже прекрасно об этом знают. И у них существует возможность выбора: поступать по-человечески или по-свински. Таких людей правят: болезнью, наказанием, смертью.

У меня было такое странное желание лет в пятнадцать – хотелось посидеть в тюрьме. Не для экзотики какой-то, а просто сесть в тюрьму, для жизненного опыта что-ли. Хотя в окружении у меня не было таких людей, бывших зэков. Вот помню, что хотелось. И я в нее сел. Спустя тридцать лет. В общем-то, за дело. Но это еще в детстве было предначертано. И когда сел, все это вспомнилось. Сначала воспринимал тюрьму как наказание. А потом выяснилось, что это вещь для меня необходимая, мой путь. Не то чтобы я попытался найти в этом нечто хорошее, убедить себя, оптимизма накрутить. Я понял, то это нужно было, как определенный этап моей эволюции, и бороться с этим невозможно. Может быть, жестковатый пример, но тюрьму я воспринимаю как часть своего пути.

Одиночество

– Что такое одиночество?

– Человек рождается один, умирает тоже один. Древние, правда, не понимали этого, клали в могилу любовниц, жен, кучу слуг, сотни лошадей. Но на самом деле скифский царь умирал один. А те, другие, умирали своей смертью, пусть и насильственной. И получается, если рождаешься один, и умираешь один, то ты и по жизни идешь один. На этом пути к человеку присоединяются другие люди. Жены, дети, друзья, компаньоны, просто шапочные знакомые. На некоторый период времени они присоединяются, но потом все равно отсоединятся. Кто-то из супругов раньше умирает. И дети разъезжаются, рано или поздно. И тот, кто не понимает этой вещи – одиночества, вселенского одиночества человека, тот очень сильно переживает отсутствие общения. Дети разъехались – и на что нам теперь жить, вроде и смысла нет. Но ты ведь жил один, и живешь один. Эта проблема у женщин проявляется острее. По сути, они также одиноки, но они в свою душу, внутрь себя впускают мужей, детей, а когда приходится расставаться, им слишком от этого тяжело. На самом деле, так не должно происходить. Другой человек – это просто попутчик, вы всего лишь вместе идете – но все равно есть перекресток, на котором каждый пойдет своим путем.

– Вам не кажется, что такая философия мир не улучшит? Мы ведь и без того часто живем и ведем себя так, будто никого больше не существует. В автобусе, например…

– Вот тонкость-то и заключается в том, что один – это не внешне, а внутри один. Я один, в том смысле, что экземпляр единичный, нет аналога. То есть личность, неповторимая индивидуальность – вот это и есть я один, и путь у меня свой. Это внутреннее состояние. Тот, кто начинает себя как-то по-особому вести, это означает, что на самом-то деле он не один, и он замечает людей, и топчет их при этом. .. Как же не замечает, он ведь для них и старается – заходит в автобус, ведет себя по хамски. Он же в пустом автобусе не станет ничего подобного делать.

В том-то и проблема. Тот, который один, он, по большому счету, ни от кого не зависим. Он внутри один, но при этом он наполнен до краев, он яркая индивидуальность.

– А кому нужны индивидуальности? Сейчас время винтиков. Чтобы можно было из одного места взять, в другое поставить – и никто не заметил подмены.

– На самом деле, ничего не изменилось. Нужны личности, а не винтики. Просто есть проблема отбора. Чтобы разглядеть личность в других, ты и сам должен быть личностью. А винтик – он всех воспринимает, как винтиков. Человеку надо подняться, а чтобы сделать это, надо других сделать ниже себя, глубже вкрутить. И личности не нужны, они только жизнь осложняют. Просто мы судим о каких-то тенденциях, изменениях по тому, что видим и слышим чаще всего. Власть, политика… Но там ведь действует очень незначительное количество людей. Поэтому судить по ним обо всех – неправильно и несправедливо.

Лет пятнадцать назад я преподавал детям рукопашный бой, каратэ. Дети были разные – от шести до пятнадцати лет. Со старшими не было проблем: они просто выполняли команды. С малышами ничего не получалось. И вот тут я впервые увидел: они же другие: личности, яркие индивидуальности, со своими характерами, мнениями, суждениями. Они устроены по-другому, не так, как я. Их руки движутся по-другому и т.п. Это настолько меня тогда удивило…Какое-то прозрение наступило. Ведь я-то прослужил двадцать лет в КГБ, а там же все расставлено по полочкам, заранее прогнозируется. В тот период я как раз увольнялся из органов, и так получилось, что из-за этого вот прозрения что-то такое во мне произошло – вдруг захотелось от всего этого отделиться. Голову обрил наголо, эпатаж такой был: ходил босиком по городу, в спортивных трусах. В общем это воспринималось как что-то невозможное – подполковник КГБ, наголо бритый и босиком. Некоторые подумали, что шиза посетила, кто-то нормально воспринял. Но мне это нужно было, чтобы освободиться от той заскорузлости, в которой прожил всю жизнь. Я не про органы говорю. Человека начинают с детского садика обламывать, потом школа, вуз. И чтобы от всего этого раскрепоститься, я ушел на Столбы дикие, снял всю одежду и пошел босиком. Иду и чувствую, что одежда, которую я несу в руке, она здесь лишняя, и неплохо бы ее вообще выбросить. Но все равно почувствовал, что вот так, как есть – это настоящее, а то, что ты надеваешь, это не имеет никакого отношения к твоей сущности, ограничивает ее. Когда это понял, стал относиться к одежде по-другому, и она перестала меня ограничивать. Как я сейчас понимаю, все это я делал для того, чтобы освободиться. От привычек, программ. Но, вообще говоря, это огромный труд, скорее всего – бесконечный. Есть привычки, от которых никогда не освободишься. Но когда ты осознаешь, что это привычка, ты хотя бы способен изменить свое отношение к ней. Можно отказаться от еды. Не потому, что голодание полезно, или модно. Просто для того, чтобы осознать: еда – это не то, что может тебя держать в зависимости. Новая степень свободы. Еда не может быть культом, вообще чем-то значимым. Это горючее, грубо говоря, и без нее можно обходиться. Вон взять отшельников, святых людей. Они десятилетия живут на куске хлеба или горсти риса. Откуда в нем все микроэлементы берутся?

Путь

– Самоограничение – это то же самое, что освобождение?

– Это дает возможность осознать свой путь, и куда правильно идти. Потому что слишком много вещей, которые тебя с пути сбивают. Например, вкусная пища, или вкусная водка, они же втягивают. На самом деле путь – это не тропинка, а скорее широкий коридор. Ты, конечно, можешь идти посередине, не касаясь стенок. Хотя вряд ли. Все мы шарахаемся от стенки к стенке, ударяемся, шишки набиваем. Но в пределах коридора. А если в целом – это похоже на броуновское движение. Тут холодно, там горячо. Молекулы движутся в сторону тепла, но не строем же. У каждого своя траектория. Сталкиваются, разлетаются…

– Хорошо, а что одиноких людей толкает на то, чтобы жить в такой тесноте, все теснее и теснее? С одной стороны, освоить вселенную, чтобы было где развернуться. С другой – вот это стремление в тесноту, в города, которые все меньше приспособлены для жизни. Воздух ядовитый, вода отравленная…

– Это тоже закон, из той же серии. Проводили опыты на крысах. Сделали большой вольер, поселили двух крыс. Они сделали норы в противоположных углах. Иногда ходили друг к другу в гости. Потом еще двух крыс подселили. Они тоже заняли два оставшихся противоположных угла. Потом больше крыс запустили. Некоторые из них объединились, создали банды, стали грабить и убивать друг друга. То есть стали жить совсем как люди.

Все человечество стягивается в города. Вспомнить, что было тридцать лет назад. Соотношение сельского и городского населения – 40 к 60. А сейчас? Все едут в город. Чтобы потом стремиться в еще больший город. Из Ачинска – в Красноярск. Из Красноярска – в Москву. А причины какие? В деревне якобы нет работы. Что, это в деревне-то нет работы? Труд не оплачивается? Да оплачивается же, покупают люди и мясо, и молоко, и хлеб. Филармония нужна и библиотека? Даже и говорить не стану про это. Люди чаще всего не могут объяснить, для чего им это нужно. То же самое броуновское движение. Мегаполис втягивает в себя людей. Что-то происходит, и оно сильнее нас. Ты втягиваешься в это движение, получаешь начальное ускорение, и тебе уже невозможно остановиться. Поселись там, где ритм жизни ниже – не сможешь. Ты понимаешь, что здесь, в городе, искусственная цивилизация, иллюзия жизни, обман, что здесь и для жизни вредно, и для психики. Но скорость-то нарастает.